Евгений Евтушенко на вокзале в Улан-Удэ. Поэту 40 лет.
Вернулся он из отпуска с юга, дал мне ленту слайдов: вот смотри! Ну да, Черное море, пляж. И вдруг - знакомое лицо! «Но это же...», - говорю ему. Он улыбается: Евтушенко!
Дело случая. На вокзале в Улан-Удэ их поезд на восток остановился прямо напротив поезда на запад. Федю заинтересовала парочка у входа в вагон: он в тельняшке, она в платье в полоску вдоль. На стоящего рядом человека в кожаных кепчонке и куртке он не обратил и внимания. Тем более что поэзией не интересовался. А вот Евтушенко сразу засек человека в вагоне напротив точно с таким же «Никоном» - в ту пору крутой камерой. Подошел, стал расспрашивать, что и как... Вот и вышло такое замечательное фото Евгения Евтушенко: глаза живые, заинтересованные, лицо поднято вверх, улыбка.
Федор сделал мне негативы со слайдов, а я напечатал черно-белые фото с них. И убрал в свой фотоархив. А спустя годы на фотовыставке Евгения Евтушенко вдруг увидел снятую им парочку у вагона в Улан-Удэ. Еще спустя годы в Переделкине, довелось рассказать ему лично про эти фото. Он дал свой домашний телефон: мол, давай созвонимся, встретимся. Не созвонились... И уже не созвонимся. А фото, как память о Поэте, осталась.
Идут белые снеги
Идут белые снеги,
как по нитке скользя...
Жить и жить бы на свете,
но, наверно, нельзя.
Чьи-то души бесследно,
растворяясь вдали,
словно белые снеги,
идут в небо с земли.
Идут белые снеги...
И я тоже уйду.
Не печалюсь о смерти
и бессмертья не жду.
я не верую в чудо,
я не снег, не звезда,
и я больше не буду
никогда, никогда.
И я думаю, грешный,
ну, а кем же я был,
что я в жизни поспешной
больше жизни любил?
А любил я Россию
всею кровью, хребтом -
ее реки в разливе
и когда подо льдом,
дух ее пятистенок,
дух ее сосняков,
ее Пушкина, Стеньку
и ее стариков.
Если было несладко,
я не шибко тужил.
Пусть я прожил нескладно,
для России я жил.
И надеждою маюсь,
(полный тайных тревог)
что хоть малую малость
я России помог.
Пусть она позабудет,
про меня без труда,
только пусть она будет,
навсегда, навсегда.
Идут белые снеги,
как во все времена,
как при Пушкине, Стеньке
и как после меня,
Идут снеги большие,
аж до боли светлы,
и мои, и чужие
заметая следы.
Быть бессмертным не в силе,
но надежда моя:
если будет Россия,
значит, буду и я.
1965 год.